— Разве ты не можешь просто произнести заклинание, открывая выход? — спросил Арчи, поднимаясь. — Как там, в резиденции?
Его качнуло, и даханавар с трудом удержался на ногах.
— Нет. — Вивиан продолжал оглядываться и наконец увидел то, что искал. Туман слегка рассеялся, и впереди показался крест на вершине пологого холма. — Видишь вон тот ориентир? Выйти можно только там.
— Ничего не вижу, — пробормотал спутник, с трудом переводя дыхание. — Здесь вообще трудно разглядеть что-нибудь.
Он наклонился, помогая Констанс встать.
— Это твой мир, — сказала она, бледно улыбаясь. — Нам здесь немного трудно… Но все же легче, чем в асиманском огне.
— Тогда идем, — велел Вивиан, чувствуя, как в тумане за их спинами начинает шевелиться нечто бесформенное, чему он не знал названия.
Шагая по неровным камням, покрытым ковром ярко-зеленого плюща, кадаверциан думал о том, что имеет очень скудное представление об этом мире. Кто обитает здесь, кроме бетайласов, способных мыслить, подобно разумным существам, или Темных Охотников, умеющих подчиняться приказам? Вечно голодные, безымянные, безликие… Те, о ком знал, но не говорил Кристоф. Те, о ком он сам не знал…
Туман продолжал беззвучно ползти по земле, гася звуки шагов. Прохладный ветер, перебирающий волосы, пах свежей зеленью и мокрой землей. Но крест на холме не становился ближе. Как будто они шли на одном месте или пространство морочило незваных гостей.
Кадаверциан наклонился на ходу, загреб пригоршню снега, протер им лицо и услышал тихий возглас за спиной:
— Вив, подожди.
Констанс медленно оседала на землю, Арчи едва успел подхватить ее. Лицо девушки под слоем грязи стало белым, щеки ввалились, ключицы, казалось, были готовы прорвать кожу. Похоже, она больше не могла сделать ни шага.
Ученик поднял ее на руки и понес, бережно прижимая к себе. Но и его хватило ненадолго.
— Твой мир убивает нас, — произнес он сквозь зубы, опускаясь на камни.
И туман, словно живой, наполз на неподвижные тела даханавар, укрывая их. Вивиан огляделся с отчаянием. Крест, словно издеваясь, оставался так же далеко. Равнодушно шумел ветер.
И вдруг он понял, что следует делать, почувствовал. В этом пространстве не нужно перемешаться самому. Надо заставить перемещаться его.
Кадаверциану потребовалось выбросить из головы все мысли, предельно сосредоточиться, и только тогда Вивиан смог представить то, чего желает. Несколько минут ничего не происходило. Затем земля под ногами мягко качнулась, и крест, стоявший вдали, дрогнул. Неожиданно он оказался совсем рядом, Вивиан успел заметить царапины на верхней перекладине, оставшиеся от когтей Тёмного Охотника. Протянул руку, чтобы коснуться влажного черного дерева, и внезапно понял, что свет вокруг меркнет…
Некромант стоял, прислоняясь к ледяной стене дома. Арчи и Констанс, по-прежнему без движения, лежали на земле. Вокруг поблескивала огнями фонарей обычная, привычная ночь. Мир кадаверциан выпустил их в реальность.
Мы живем в такое время, когда абсолютно бесполезные вещи являются единственно необходимыми.
Оскар Уайльд. Портрет Дориана Грея.
— Какое убожество!!
Эти произнесенные с отвращением слова были первыми за последний час. Все остальное время Миклош лишь скрежетал зубами от лютой ярости.
Он не нашел в себе сил не посмотреть на обновленную «Лунную крепость». Проявив должную осторожность, тхорнисх пришел со стороны леса, вплотную подступающего к западной части замка, и, вооружившись мощным биноклем, кусая в кровь губы, смотрел на свет, горящий в окнах его дома.
Лживая, мерзкая сестрица наводила свои порядки. Там, где раньше располагался его любимый английский парк, — виднелась темная раскуроченная проплешина. Одна из четырех готических башен, та самая, что была отведена под обсерваторию, оказалась разрушена. Чем она не понравилась Хранье — оставалось только догадываться. Возможно, «Лунная крепость» лишилась своего украшения после той ночи, когда Миклош был прикован к стальному трону.
По новым оконным рамам и свежей краске на стенах было видно, что солдаты Нахтцеррет дорого продали свою жизнь агрессорам. Возле вертолетной площадки пылал огромный костер. Новые хозяева сжигали старую мебель. С учетом того, что здание было огромно, это занятие продолжалось не одну ночь.
— Надеюсь, она не настолько дура, чтобы сжечь мою библиотеку, — с горечью пробормотал Миклош, потирая озябшие пальцы.
Он поднес бинокль к глазам, пристально следя за тем, как какие-то неизвестные ему зеленые новички бросают в пламя диван эпохи Наполеона.
— Сколь уныло общество, сжигающее память прошлых веков. У вас нет будущего, глупцы. И сами вы сгорите точно так же, как и моя мебель. Клянусь в этом дьяволом, Основателем и любимой болонкой Фелиции!
Впрочем, все напускное спокойствие Миклоша закончилось, когда двое потащили на сожжение очередной предмет.
— Мой стол! Мой письменный стол! — взревел господин Бальза, отшвыривая бинокль в сторону. — Убью!!!
Потеряв над собой контроль, он бросился к забору, до которого от его наблюдательного пункта было метров двести. Пробежав пятьдесят, тхорнисх одумался, остановился, сгорбился и, глухо ворча, пошел в обратном направлении. На его счастье, никто не смотрел в сторону леса.
Еще не время…
Не тогда, когда он не успел восстановить форму, а Хранья настолько сильна, что является ровней ему. И не тогда, когда ее окружают верные приспешники.