Основатель - Страница 47


К оглавлению

47

— Не стой на пороге, — услышал он слова хозяина и шагнул вперед.

Заметил мельком полки, заваленные свитками, футляр от виолончели, портрет юной золотоволосой девушки на стене. Повинуясь дружескому жесту художника, сел в кресло, стоящее неподалеку от тонконогого столика с пустой клеткой на нем.

— Я знаю, кто его убил, — произнесла Паула глухо.

— Ты не найдешь его убийцу, — ответил Леонардо задумчиво, с нежной лаской поглаживая девушку по волосам.

Фэри вскинула голову, с тревогой, недоверием и отчаянием глядя в его лицо.

Великий учитель грустно улыбнулся, посмотрел на Вэнса и заговорил, обращаясь к нему:

— Среди фэриартос нет магов, достигших пределов своего могущества. Потому что этой границы нет в нашей магии. Но однажды наступает миг, когда в том мире мы не можем развиваться дальше. Чувствуя это, фэриартос уходят в другую реальность. Иначе душа их выгорает дотла. Ведь Творец проживает не только свою жизнь, но и жизни тех, о ком он говорит, пишет, чью судьбу он перелагает на бумагу, на холст, заключает в музыку… И многократно умирает вместе с ними. — Леонардо перевел взгляд на Паулу. — Мы уходим не потому, что теряем интерес к родному миру. Мы уходим, чтобы не сойти с ума. И не выйти на солнце, пытаясь загасить его огнем пожар собственной души.

— Он погиб, потому что не смог оставить нас? — прошептала Паула, глотая слезы. — Он должен был уйти… но не сделал этого.

— Жизнь нашу создаем мы смертью других, — произнес Леонардо печально.

— Несправедливо, — выдохнула девушка, поднялась, уронив полушубок на пол, и подошла к окну.

— Александр понял, что достиг вершины своего мастерства, — продолжил великий мастер тихо, как будто беседуя сам с собой. — И более того, почувствовал, что теряет способность сопереживать, а значит творить… гореть огнем своего таланта. Думаю, ему показалось, что он исчерпал себя.

Паула покачала головой, словно отказываясь верить услышанному.

Они молчали довольно долго. Вэнсу чудилось, будто он слышит гулкие молоточки ксилофона, звучащие в его собственной голове, и торопливые голоса, раздающиеся очень далеко, едва слышно…

— Ты привела гостя в мой дом, — сказал наконец маэстро, разбивая тишину.

— Да. — Паула медленно отвернулась от окна. — Он хотел поговорить с вами.

Ее бледное лицо казалось застывшим, пустым, только глаза после недавних слез сверкали. Глядя на нее, Вэнс подумал вдруг, что она давно не была так хороша.

Кристоф появился спустя несколько минут. И сейчас, в полутемной комнате дома высшего фэриартоса, освещенной робким теплым светом, как никогда ощущалась его кадаверцианская суть — ледяная, равнодушная, безликая.

Колдун быстро окинул взглядом помещение. Увидел Леонардо и, судя по тому, как выразительно приподнялись его брови, — узнал великого художника. Поклонился с глубоким почтением.

— Прошу прощения за беспокойство.

Тот с ироничной улыбкой склонил голову в ответ на приветствие.

— Никогда у меня в доме не появлялся слуга смерти. Надеюсь, ты пришел не по ее приказу?

Как показалось Вэнсу, подобное определение не должно было понравиться кадаверциану. Так же, как Пауле явно не понравилась шутка маэстро. Девушка передернула плечами и с неодобрением покосилась на некроманта.

Но Кристоф рассмеялся, опускаясь на скамью у стены.

— Нет. Боюсь, она вряд ли заинтересована в вашем обществе. Слишком много ее секретов вы раскрыли… еще при жизни. «Почему природа не запретила одному животному жить смертью другого?» — процитировал некромант, улыбаясь. — «Природа, стремясь и находя радость постоянно творить и производить жизни и формы, позволяет времени разрушать, чтобы освобождать место для других видов и форм, зная, что в этом рост ее земной материи».

— Ты читал мои труды? — без удовольствия и удивления спросил великий фэриартос.

— Их изучал мой учитель, — ответил колдун, также становясь серьезным. — Я всего лишь запомнил некоторые вещи, показавшиеся мне интересными.

— Чего ты хочешь?

— Задать вопрос. Кто такой художник, видящий смерти?

— Ты знаешь ответ. Это — он. — Леонардо указал на Вэнса.

Гемран понял, что крепче, чем нужно, сжимает подлокотники кресла.

— Кто? Кто я?

— Тот, кто живет прошлым. — Леонардо придвинул ближе к себе лист бумаги, склонил красивую седовласую голову и стал рисовать, словно иллюстрируя свои слова. — Тот, кто слышит голоса ушедших, говорит с ними, чувствует их, живет их смертью… Тяжкое бремя.

— Почему я ничего не знал об этом?!

— Потому что я не говорила тебе, — сказала Паула, продолжая смотреть в окно. — Не хотела усложнять твою жизнь.

Гемран хотел возразить со злостью, что его жизнь и так не слишком проста. Но вместо этого спросил:

— Но как я могу чувствовать умерших?! Это невозможно.

— Душа никогда не может разрушиться при разрушении тела, — с успокаивающей улыбкой произнес Леонардо, подавая Вэнсу лист бумаги. — Она подобна ветру, производящему звук в органе. Но если в этом инструменте испорчена хоть одна труба — ветер не извлечет из него ни звука.

Гемран уставился на рисунок, одновременно пытаясь понять, что сказал ему художник. Он увидел набросок себя самого, сделанный сангиной, в центре спирали Витдикты, сплетенной из сотен лиц и тел.

— Я могу слышать их всех?

— И позволять им говорить с другими через себя, — отозвался Леонардо и добавил с печалью: — Редкий дар.

— Бесценный, я бы сказал, — тихо заметил Кристоф.

Вэнс поднял взгляд от рисунка и увидел, как смотрят на него Паула и колдун. С недоверием и затаенной надеждой… Каждому из них он мог дать шанс еще раз услышать голоса тех, кого они любили и кого потеряли.

47