Основатель - Страница 121

К оглавлению

121

В какой-то миг ему показалось, что ученица перестала дышать, но спустя мгновение она с хрипом вдохнула воздух и закашлялась. Резко села, с недоумением глядя, как последние красные капли впитываются в ее руку, и закрывается порез. Потом огляделась по сторонам, будто впервые видя зал, задержала взгляд широко распахнутых глаз на Рамоне, сидящем рядом.

— Как ты себя чувствуешь?

— Мне показалось, ты хочешь меня убить. — Она взглянула на запястье, на котором не осталось даже следа пореза, потерла кожу.

— Я и убил тебя, — усмехнулся Рамон.

Воспитанница нахмурилась. И сейчас же воздух вокруг ее головы задрожал, запахло озоном, послышался сухой треск электрического разряда, и девушка вскрикнула, обожженная собственной магией.

Негоциант рассмеялся, глядя на ее изумленное лицо, и сказал, не сдерживая торжества и удовлетворения:

— Дина Лугат.

Он помог ей подняться, крепко обнял и прижал к себе, чувствуя ответное объятие. Девушка уже простила ему пережитые боль и страх.

— Почему я? — спросила она, прижимаясь лицом к его груди. — Ты мог обратить любого.

— Потому что я уже привык к тебе, — ответил он полушутливо-полусерьезно.

Снова подумал о том, что будет делать с остальными вьесчи, лишенными магии, но не бесполезными, и решил оставить все как есть. Не имело смысла разрушать дело, на создание которого потрачено немало сотен лет.

Самым главным сейчас становилось завершение триады. Иначе сила, пробужденная Даханаваром и усиленная древним храмом, не получит достойного применения.

Глава 29
Чужая стая

Дружба трагичнее любви — она умирает гораздо дольше.

Оскар Уайльд. Несколько мыслей в назидание чересчур образованным.
20 марта

Огромная серая волчица бежала, все сильнее углубляясь в лес по тропинке, едва заметной в снегу.

В вершинах деревьев гудел ветер.

Рогнеда скользила под тяжелыми ветвями, усыпанными снегом, и чутко принюхивалась. Этой дорогой не ходил никто из оборотней. Так повелось. В каждом лесу есть запретные места, окутанные тайнами легенд. В каждом доме есть правила, которые нельзя нарушать.

Летом здесь было глухо, сыро, неуютно. Молчали птицы и не цокали белки. Зима выбелила коряги, засыпала бурелом, сгладила черные вывороченные корни. Дневное небо было затянуто тяжелыми снеговыми облаками, сквозь них не пробивался ни один лучик солнца. Но Рогнеда чувствовала его жар.

Неподалеку застрекотала сорока, потом еще одна, и еще.

Волчица замерла на мгновение, принюхалась и скользнула под куст лещины, согнувшийся под тяжестью снега. Затаилась. Человеческая часть разума, скрытая в зверином теле, понимала, как удивились бы дети, увидев свою Мать, крадущуюся в чаще, словно лисица с украденной курицей по деревенскому двору. Они привыкли считать ее полновластной хозяйкой всего леса.

К сорочьему стрекоту присоединился громкий стук. Как будто кто-то изо всех сил бил колом по стволу дерева. Волчица подняла голову и уловила, наконец, в воздухе дорожку запаха. Едкого, обжигающего ноздри. Она сдержала рычание, поднимающееся в горле, проползла несколько метров под ненадежным укрытием веток и бесшумно прыгнула под еловые лапы. Побежала вперед, держась подветренной стороны.

Рогнеда знала, что ее не могли ни учуять, ни услышать, но могли почувствовать. Хотя днем опасность была меньше.

Волчица по широкой дуге обогнула поляну, с которой доносился стук, пробежала мимо упавшего дерева. Это была сосна. Срубленная несколько дней назад, она все еще пахла смолой, на ее стволе виднелись свежие следы от топора. Золотистую кору присыпал снег. Неподалеку лежала еще одна.

Спустя короткое время к чистому запаху наста и хвои примешался еще один. Рогнеда увидела разодранную тушку зайца. И убили его не для еды. Кто-то позабавился, окропив снег алой кровью и растянув пушистую шкурку на острых сучьях куста.

«Плохо, — подумала женщина, — очень плохо». Волчица тихо заворчала, вздыбив шерсть на загривке, и устремилась дальше.

Тяжелые тучи, наконец, прорвались. Повалил снег. Он падал плотной стеной на открытых кусках леса и кружил редкими хлопьями в густом ельнике. Хищница фыркнула, стряхивая с носа легкую снежинку, и побежала быстрее.

Избушка появилась как всегда неожиданно. Словно выпрыгнула из белой пелены. Покосившийся, низкий домик привалился к стволу огромной ели, и ее нижние ветви почти скрыли его. Двери не было, вместо нее в стене виднелся узкий лаз.

Несколько мгновений волчица стояла, принюхиваясь и прислушиваясь. Но уловила только шелест снега и запах прелого дерева от хижины.

Рогнеда скользнула в дыру и, оказавшись внутри, тут же приняла человеческий облик. В единственной комнате этой берлоги было грязно, еще грязнее, чем в прошлый раз. На земляном полу валялась гора поеденных молью волчьих шкур. Рядом стоял глиняный кувшин, издающий зловоние старой крови. Выложенный черными от копоти камнями очаг. Похоже, его уже давно не зажигали. У стены темнела покосившаяся лавка и виднелась дыра подземного хода под корни ели.

Женщина оглядела жалкое логовище и вдруг услышала негромкое ворчание. Груда шкур, валяющихся на полу, зашевелилась, из-под нее выбрался огромный грязно-белый зверь. Встряхнулся, оскалился, зарычал. С длинных желтоватых клыков закапала голодная слюна, косматая шерсть на загривке и хребте поднялась дыбом.

Рогнеда тяжело вздохнула и развязала тесемки мешочка, висевшего на груди.

Женщина вытащила из мешочка горсть трав и швырнула в морду зверю за мгновение до того, как он бросился на нее. Волк взвыл, отскочил в сторону, мотая головой и захлебываясь от свирепого рычания, снова попытался прыгнуть на Рогнеду, но рухнул на пол, уже не в силах справиться с ее магией. Звериное тело менялось. Медленно и болезненно. Превращение, происходящее с ней самой и ее братьями за несколько мгновений, здесь растянулось на долгие минуты, сопровождаясь хрустом суставов, хрипом и стонами.

121